Untitled  
 
 
ПЕТЕРБУРГСКАЯ СИМФОНИЯ
Интервью с композитором Станиславом Фоминенко о совместной работе с Андреем Левшиновым

 
вваа - Станислав Анатольевич, как Вы начали сотрудничать с Андреем Алексеевичем Левшиновым?

- Я писал об этом. У меня есть статья о нашей работе, и я там об этом подробно рассказываю. Андрею Алексеевичу нужен был гимн для его Академии "Огненный веер", я написал его. Вот таким образом мы и познакомились. 

- И как Ваше сотрудничество развивалось дальше?

- Дальше мы стали делать диск "Шавасана".

- Я читала Вашу статью "Испытайте рассвет", Станислав Анатольевич. 

- Хорошо. Мы продолжаем работать вместе. Совсем недавно новый диск вышел.

- PITERLAMA? Я его слушала. Гуляла по Питеру и слушала. 

- Я Вам покажу, как он делался. Готовое слушать – совсем не то. 

- Станислав Анатольевич в своей статье вы писали, что "главное в любом произведении" – идея? Каким образом Андрей Алексеевич передаёт Вам идею произведения?

- Это необъяснимо.

- Необъяснимо?

- Да. Это происходит, как Вам сказать, наверное, таким же образом, как женщина выбирает мужчину, за которого хочет выйти замуж. 

- Чисто интуитивно?

- Да. И если люди понимают друг друга – а мы с Андреем Алексеевичем понимаем, то  у них что-то получится. Андрей Алексеевич не музыкант, он на моём языке, моей лексикой вообще не говорит. Он даёт мне некое полуастральное, как это лучше выразить, объяснение…

- Впечатление?

- Не впечатление, а именно объяснение того, что должно быть.  Вот в диске PITERLAMA мне нужно было в музыке сделать – вдумайтесь – Петропавловскую крепость, причём так, как будто это снимает камера. Вначале как будто издалека виден мост, потом – словно камера установленная на вертолёте, поворачивается, объезжает всю панораму сверху, и потом входит внутрь крепости. Вот сиди и пиши…

- Ого! 

- А вы что думали?! Конечно. Вот сижу и пишу…

- Станислав Анатольевич, если передача идеи Андреем Алексеевичем – это необъяснимое действо, тогда, я хочу сказать, что тот результат, то произведение, которое получается на выходе – это тоже нечто необъяснимое. 

- Это много корректируется в процессе работы, если не сотни, то десятки раз. 

- А каким образом происходит эта работа?

- Вначале пишется тема… Я объясню, для трека, время звучания которого составляет 5-6 минут, вначале пишется тема, например, на минуту… Я пишу 12, 13, 15…

- Вариантов?

- Не вариантов, просто совершенно различных маленьких произведений. Предлагаю какие-то ритмы, какие-то решения: вот здесь пусть будет шум проспекта, а здесь он стихает, а здесь создадим толкучку у светофора. Я себе представляю какой-то эфемерный видеоряд, то есть как бы пишу музыку к фильму, которого нет.  Это очень сложно объяснить, и, наверное, ещё сложнее понять.

- Вы этот фильм видите, чувствуете, ощущаете?

- Какой же может быть музыкант, если он ничего не чувствует! Это не музыкант, а слесарь! Да и слесарь хороший чувствовать должен…

- А потом?

- У Андрея Алексеевича есть своё представление о том, что должно в результате этой работы получиться. Например, если на диске, допустим, девять треков, Андрей Алексеевич сам распределяет их, структурирует по-своему. Получается, что каждый самостоятельно делает общую работу. 

- Станислав Анатольевич, ведь услышать Петербург…

- Для этого надо в нём прожить.

- Прожить, знать…

- Знать его, когда он был ещё Ленинградом.

- Чувствовать, как он менялся?

- Конечно! Да не город меняется…

- Люди меняются.

- Люди меняются, а именно люди вносят сюда определённую ауру.  Почему мне ночью писать легче? Потому что весь этот треск за окном успокаивается, люди ложатся спать. Днём вообще невозможно ничего придумать, можно только дорабатывать материал чисто технически: выровнять, подровнять громкости какие-то, выстроить, раскопировать. А вот какую-то идею поймать! Я не говорю, конечно, что я эти идеи вынашиваю годами, нет! Во-первых, сроки очень жёсткие, во-вторых, у меня ещё вал работы, помимо той, которую я делаю для Андрея Алексеевича.

- А чем работа над идеями Андрея Алексеевича Вам интересна?

- Процессом работы. Самое главное в музыке – это процесс работы. Когда она выпущена, она уже неинтересна. Я свою музыку не слушаю. Я её слушал, пока писал, десять тысяч раз – по тактам, без тактов, сверху, снизу. Потом это уже просто надоедает. Сам процесс работы –это да! С Андреем Алексеевичем интересно прежде всего потому, что у него другое мировоззрение. Интересно потому, что он просто умный человек. 

- Идеи Андрея Левшинова, заложенные в произведениях, написанных Вами ведь прямо противоположны всему, что не даёт человеку думать, размышлять, быть или становиться самим собой?

- Ну так и хорошо. А так ведь все СМИ, особенно телевидение, построено таким образом, чтобы не дать человеку думать. И при этом людей ещё запугивают постоянно: бандиты, лохотроны, землетрясения. После этого понятно, что на улицу лучше сегодня не выходить, а ночью нужно сидеть под столом, накрывшись одеялом, к телефону ни в коем случае не подходить, к дверям – тем более. Трясти начнёт человека со слабой психикой. 

- Достаточно послушать новости. 

- Конечно. И музыка такая же безбашенная. Даже рок…

- Тот рок, который был на взлёте…

- Конечно. Я знал людей из этого круга. И что? И – никуда.

- Слава Богу, что есть возможность работать над другом уровне, писать другую музыку?

- Конечно. Я об этом мечтал. Я скажу больше. 
Иногда я работаю в сессиях с другими аранжировщиками. И когда я только начинал сотрудничать с Андреем Алексеевичем, начинал писать – а въезжать в это достаточно трудно – я как-то попросил одного из аранжировщиков, с которым тогда работал, написать 8 тактов к одному произведению. Это очень серьёзный, известный аранжировщик, он работает с ещё более известными людьми, которых мы видим по телевизору. Он ответил: "Я этого написать не могу, и как ты с этим работаешь – я не знаю".  Вот контраст. Ограниченность, их убивает…

- Невозможность выразить что-то?

- Он не может уже ничего выразить, кроме "дыц-дыц-дыц" – это называется "формат", понятие, котор_е есть и в музыке, и в кино. "Форматная музыка", иными словами, попса. Музыка для танцхолла, сделаешь шаг вправо, шаг влево – стреляют. У них – ничего нельзя, а в том, что мы делаем с Андреем Алексеевичем – можно.  Андрей Алексеевич меня ничем не ограничивает. Он пришёл и сказал, что ему нужно: "Я хотел бы слышать, - например, - солирующую флейту. Я бы хотел, чтобы здесь был уличный шум…" Так это другое дело! А в принципе, процентов на 80 я предоставлен сам себе. 

- А о работе над диском "Сумерки Дзэн" вы могли бы рассказть?

- Я не занимаюсь "постпродакшен", рекламой, менеджментом. Я делаю само произведение, и всё. Я не задумываюсь, о том, как оно будет называться. Есть вещи, которые необъяснимы. 
Иногда Андрей Алексеевич приходит и говорит: вот это и вот это оставляю на Ваше усмотрение, и вот Вам общий план. Да и нет у него времени на продолжительное общение. Он и в Питере бывает не так часто. Иногда звонит: "Алло, я в Турции, в Киеве, в Финляндии…" Он ко мне приезжает ненадолго, сразу предупреждая: "У меня время! Чай? Давайте, только быстро. Всё-всё-всё, я пошёл." Он занятой человек, ему некогда, но это его жизнь…

- Его выбор, его работа… 

- Его выбор, и самое главное – ему это нравится! Но меня он не понимает. Спрашивает: Как вы тут сидите?" Я отвечаю, что с компьютером разговаривать очень классно! Он всё понимает и не подставит, только сломаться может… А так он делает всё, что захочешь, и даже больше иногда, чем можно себе представить!

- Он у Вас друг, я так понимаю?

- Я же не сумасшедший, с компьютером дружить! Это машина. . Это расчёт: вводим программу вот такую, получаем вот это – всё! Если в компьютерной игре всех перестрелять – выигран главный приз, переходишь на следующий уровень. А расчёт, он и есть расчёт, не всё же можно купить за деньги. Есть, например, такие люди, которым я бесплатно пишу. При чем тут деньги? За что купить талант? За какие деньги? За что купить порядочность? Дружбу? Любовь? 

- И мышление становится компьтеризированным, оно формируется на уровне такой игры. 

- А ведь это очень страшная вещь. Компьютер очень тихо, но очень тотально проник в достаточно широкие слои населения и незаметно сделал себя необходимым и практически незамениным. Особенно для молодых людей. Ведь там же всё легко, всё есть, всё достижимо. В любой программе есть волшебная кнопка "Авто". Не нужно, например, делать хороших фотографий: есть кнопки "автоуровень", "автоконтраст", и компьютер всё сам сделает. Есть автоаранжировщики музыкальные. Они, конечно, не дают такого качества, какое есть у музыки "ручной" работы, ничего подобного там не сделаешь, но для понтов в школе или даже в институте очень даже годится. Есть музыкальные программы для любителей, сделанные очень серьёзно. Дело-то в том, что компьютер как кайф, так и оружие.

- Получается, компьютер всех уравнивает – талантливых, работоспособных и не очень…

- А я хочу сказать такую крамольную вещь: равенства по природе  быть не может. Не может быть равенства между академиком Левшиновым и слесарем Васей, потому что Левшинов не может опуститься на уровень слесаря Васи, а Вася не хочет подниматься на уровень Левшинова, и при этом требует такой же жизни и такого же отношения к себе, как у Андрея Алексеевича. А с какой стати? Что он такого сделал, что умеет? Андрей Алексеевич жизнь на это положил, у него вся стена, как обоями, увешана грамотами и дипломами. А Вася чем может гордиться? Горой бутылок из-под портвейна?!

- Станислав Анатольевич, но для Вас компьютер – это рабочий инструмент. Вы сами писали, что создание современной музыки "невозможно без компьютерных технологий". И, работая над произведениями, музыкальную идею которых предлагает Андрей Алексеевич, Вы используете очень разные подходы, очень разные программы, очень разные инструменты. Каким образом происходит этот выбор?

- Я чувствую это.

- Пробуете один раз, другой…

- Я не пробую. Надо чувствовать. Надо знать, как должно быть, что хочется в итоге выразить. Словами это передать сложно, мне проще показать, как это делается.

- Да, есть, конечно, вещи, которые словами изначально объяснимы, а есть, видимо, наоборот. 

- Видите ли, люди, живущие музыкальной жизнью, как правило, одиночки, и они не нуждаются ни в чём – ни в чьей помощи, ни в чьих-то советах, поэтому больше половины происходящего я Вам не в состоянии объяснить.  Я знаю, как это делается, я много слушаю. У нас есть такое понятие "снимать вещь". Что это означает? Я "снимаю вещь", когда слушаю какой-то коллектив и вычленяю оттуда бас-гитару, а потом это один в один переписываю для того, чтобы научиться делать настоящую бас-гитару настолько качественно, чтобы никто, даже в записи, даже профи – настоящий музыкант, не мог отличить, что играет: компьютер или живой инструмент. Это высший класс! У нас ведь тоже есть свои мерки, чтобы разобрать, почему ты крутой, а почему нет. Сложнее всего писать пианино, скрипки – очень сложно, хоры – тут вообще голова отваливается, гитары, а особенно гитарные эффекты – скрип по струнам, скрежет, подъезды какие-то. С голосом проще – голос он и есть голос. Хотя мучений с ним больше всего.

- А почему?

- Голос в любом случае играет главенствующую роль, он подчиняет себе всю аранжировку. Если предусматривается голос - всё пишется под голос. Когда врезается голос в фанеру, громкость убирается, панорамы надо в стороны разводить – всё подчинено ему. Поэтому если всё записано с качеством в 90 процентов, то голос должен быть записан с качеством 110 процентов по стобалльной, естественно, шкале – тогда в итоге получится то, что надо. 

- А голос записывается сначала или потом?

- Ну вот самая первая вещь в диске PITERLAMA – "Московский проспект, где Андрей Алексеевич говорит, что сейчас слушатели "окажутся внутри сложной метафизики Петербурга" и станут "активными участниками жизни нашей Вселенной". Этот один музыкальный фрагмент состоит из немыслимого количества файлов. Потом они все собирались. Голос записывался отдельно, и я потом с ним работал. Голос ведь тоже можно "резать", как мне удовбнее, "убыстрять", замедлять. Вот здесь мне паузы нужны были другие, здесь, чтобы голос звучал глубже, выбрана тональность немного ниже той, в которой Андрей Алексеевич обычно разговаривает. Если уже совсем явно слушать, то можно услышать, что голос здесь не совсем естественный, но когда его вплетаешь в ткань музыкального произведения, он становится живым. Вот эпизод, где Андрей Алексеевич говорит: "Пойдёмте", затем садится в машину, и машина двигается. А дальше в пластинке под голос подложен трек с шумами города, звуками машины и дальше начинается музыка. 
Все можно послушать отдельно, потому что выписывается всё отдельно – как построена панорама, как делается стерео – как перетекает звук из колонки в колонку. Панорама – это удивительная вещь. Есть, например, отдельный файл – слышен шум машины, слышно, как включается двигатель, как работают дворники, как она отъезжает. И хотя в готовом варианте этот файл почти не слышен, он приглушён, чтобы не мешать всему остальному, тем не менее он вносит свой оттенок в картину произведения. Всё это делается вручную, это никакая не автоматика. Если довериться автоматике, она заведёт в такие дебри, что из них никогда не выпутаться. Автоматика только показывает, на что способна программа. У меня есть возможность поставить один эффект, посмотреть, как звучит, другой, попробовать, сравнить. Тут уйма всяких настроек и параметров. 

- Действительно палитра какая-то необъятная…

- Да, но помимо того, что я музыку пишу, меня также очень заботит качество её звучания. Я постоянно подспудно думаю, о том, как сделать так, чтобы музыка на каждой пластинке, каждом диске у слушателя звучала именно так, как звучит у меня, и не иначе, чтобы не было искажений, которые могут возникать на разных этапах. Иначе в студии, где другой компьютер с другой платой, с другими колонками, уже будут искажения, а дальше это пойдёт в тираж, и надо сделать так, чтобы у каждого слушателя всё это звучало качественно.  Как это делается? Для этого, например, есть специальные профессиональные наушники, они называются мониторные, можете послушать.

- Качество звучания в этих наушниках совершенно другое. Такое глубокое, многослойное, объёмное, кажется, что погружается в него.

- Не совсем так, скорее, слышишь всю воспринимаемую человеческим ухом палитру без всяких искажений. В них слышно то, что не слышно в колонках и наоборот. Панораму, например, в них не услышишь, только на расстоянии, в колонках. Так и делают, слушают половину тут, половину – там. Здесь слушается бас-гитары, скрипки, шумы, синтезаторы, чтобы был баланс, потому что они как правило не слышны так явно, но на них строится вся база.

- Очень объёмно получается. Наполненно.

- А если не показать, то Вы бы ничего не заметили?

- Естественно. Нет серьёзной тренировки. Но тут начинаешь замечать, сколько в таком небольшом по времени звучания  музыкальном фрагменте уровней, составляющих, которые при первом или поверхностном прослушивании не сразу улавливаются. 

- А вот четвертый трек, "Невский проспект". Как велась работа с голосом? Пришёл Андрей Алексеевич, спел без музыкального сопровождения. Всё изначально звучало так (голос Андрея Алексеевича): "Всё для стиля! Всё для эмоций!" Не было никаких эффектов, ничего, только голос. А голос раскрывается так же, как любой инструмент. Он режется, можно вырезать кусок, переставить, перевернуть его обратно, добавить один эффект, второй, пятнадцатый, восемьдесят девятый – какой хочешь, пересэмплировать. Сделал один эффект – перезаписал. Оригинал, естественно хранится, мало ли что.  Ну и далее идёт работа – долгая, тягомотная, со стороны очень скучная.

- Но Вам не скучно?

- Это работа, с одной стороны, а с другой – я ещё полный кайф испытываю. 

- Здорово. Работать и ещё полный кайф испытывать!

- Это, мечта, наверное, всех людей на свете.

Для работы есть множество, целый шквал инструментов, музыкальных редакторов, каждый выполняет строго определённую функцию. Они как правило не очень красивы, они функциональны, этого достаточно. Почему? Я сижу по 14-15 часов за компьютером, и мне не нужно ничего отвлекающего, меня интересует только музыка.  Больше ничего. Многие идеи дают сами звуки. Можно взять один звук, следующий, послушать, как они звучат – зловеще, загадочно, страшно…

- Получается, что практически у каждого звука свой характер.

- Конечно. Звук может звучать страшно, мистически. Другое дело, с чем его сочетать, в каком месте. Можно заставить звук петь.

- Ощущение такое, что меняется пространство…

- Этих звуков тысячи, и все надо знать, просто сидеть и заучивать, как в школе. Человеческие вокальные шумы – дыхание, например… Для одного звука выписывается по десятку, а то и по два трэка. Я в любом случае должен подчиняться тому и знать то, что пишут другие музыканты, потому что хотите ли, не хотите ли, но музыка Вас окружает и ухо всё равно подспудно ищет аналог. Если не будет похоже на современную музыку, людям не будет нравиться. 

- Это привычка?

- Это не привычка, это рефлекс, который у нас вырабатывают, зарабатывая на этом деньги. 

- И этот рефлекс необходимо учитывать, когда пишешь музыку?

- Обязательно. И пусть те произведения, те диски, которые делаем мы с Андреем Алексеевичем, не являются хитами, всё равно они звучат современно, и тут никто ничего не  может сказать другого. А почему современно – вот на этот вопрос человек, который сам этим не занимается, ответить не в состоянии. А современно потому, что в этих произведениях я применял самые современные тембры. Другое дело – как они используются. Звук должен быть модным, а вот что он играет – это тоже другой вопрос. Звук – это всего-навсего краска…

- А вот как эти краски сложить, как смешать, что в итоге получится, смысловой какой-то момент - это другое.

- Конечно. 

- А вот как сочетание звуков даёт возможность услышать магию Петербурга – это уже, наверное, то, что не поддаётся объяснению.

- И да, и нет. . Изнутри вся работа выглядит совсем иначе. Вы если посмотрите, увидите, как скучно выглядит гигантский файл с записью музыки, например, того же  первого трека из PITERLAMA. Вобщем, никак не выглядит. Вот взять, к примеру, такой момент, что меня не устраивает, как звучит гитара. Можно её вычленить, открыть гитару и посмотреть, что она играет. 
Самое сложное – писать барабан. Для этого, конечно, есть очень хорошие машинки, но это удовольствие не просто дорогое – это удовольствие для миллионеров.  Здесь вы слышите набранный барабанный звук. С ним также можно делать разные вещи, по-разному изменять. Потом послушать, как звучить всё вместе…

- Получаетсч, сделали, обсудили, как получилось, пошли дальше…

- Тут опять всё не так просто. Вот взяли, допустим, какой-то звук… Этот звук ещё надо выписать. А вот пошаговая структура этого произведения, буквально step by step  вместе с паузами. Это всё пишется вручную. Потом всё складывается… 

- Гигантский труд.

- Так я и говорил, что это не дешёвое занятие. Оно и стоит соответственно. Партию каждого инструмента в этом вот треке надо выписать. Партию бас-гитары, например…

- А почему бас-гитара используется?

- Бас – это основа всего, на нём всё держится. Вот бас барабанный здесь- основа, фундамент, на котором всё держится. 

- Основа, на которую всё ложится…

- Вот если её нашёл, всё ляжет, если нашёл неправильно – всё будет разваливаться непонятно почему… Это беда великая для начинающего оранжировщика, когда он не знает, что делать. Иногда столько идей есть классных, а он не знает, как их воплотить. 

- Это основа произведения? И каким образом Вы её находите.

- Очень просто. Сижу. Выбираю. Слушаю. Так это будет или не так. Слушаю, как это будет дальше. Иногда надо написать просто кусочек, написать сверху два-три инструмента, чтобы попытаться понять, что же в итоге получится. Как найти какой-то вариант перехода – например, с куплета на припев? Сижу  - иногда в голову приходят неожиданные для непосвященного варианты. Звук, похожий на шум отъезжающей машины… Послушает кто со стороны, скажет, с ума я сошёл, что ли… А если взять готовый вариант, то этот звук ложится как нельзя лучше.

- Действительно, (далее расшифровка

- Вот шум офиса, который вставлен в трек, Андрей Алексеевич его сам записывал. Люди разговаривают, какие-то рабочие звуки. А в песне это выглядит совсем по-другому. Он нарезан, если отдельно послушать, звучит после обработки совершенно по-идиотски, а вот если послушать целиком вещь…

- Потрясающе звучит!

- Вы спрашивали, как делается? Это необъяснимо. Я не могу объяснить, почему я взял этот файл и разрезал его вот таким образом…

- Логически это никак не объяснить, это точно.

- Какая логика в творчестве? Логика может быть в жизни, и то она наполовину не срабатывает…

- А тут момент интуиции?

- Кто знает, интуиция или не интуиция?

- Станислав Анатольевич, есть ещё хороший ответ на вопрос: почему так? Так – и всё!

- Ну да, так должно быть! Вот так пишется. Ну, как Вы теперь думаете – весело музыку писать?!

- Наверное, да, если Вы этим занимаетесь и так увлеченно рассказываете, что погружаешься в мир звуков как-то глубоко и самопроизвольно. А каким образом происходит работа над музыкой к фильмам? Если даже взять музыку к фильму "Реальный бой с ложными Я", то вот  эта нота вечности и красоты на фоне неба, красивейшей норвежской природы, того, что здесь, на земле является выражением вечности – небя, моря, гор…

- Собственно, вся моя совместная работа с Андреем Алексеевичем – это музыка к кино. 
Я исхожу из того, что звук в кино играет главенствующую роль. это не я сказал, а люди, а психологи и люди, которые в этом понимают. 95 процентов восприятия в кино – это звук, а те 5 процентов, которые приходятся на визуальное восприятие, практически тоже обусловлены звуковым сопровождением и звуковыми эффектами. Что такое музыка в кино, я впервые понял, когда отключил звук при просмотре фильма "Кошмар на улице Вязов". Собственно, весь кошмар куда-то исчез. Да и чего бояться-то? Или кого? А вот музыка! Вот там начинает сносить башню. Что делает композитор-гений? Вы слышите только первые такты произведения, и уже напряг внутри! А вы послушайте музыку к компьютерным играм – вот там сейчас работают  одни из самых талантливых музыкантов.
Кроме того, в разработке любой компьютерной игры участвуют квалифицированные психологи и аналитики и изучают методы воздействия в том числе музыки на психику человека, подростка. Если уж говорить всерьёз, то это шаманство, самое настоящее шаманство, потому что они заманивают человека в мир игры и заставляют его участвовать в этом методами, с которыми он не в состоянии бороться. А дети, которым по 13-14-17 лет, если они туда в пространство игры попали, они не могут вырваться, и если он прошёл одну игру до конца и выключил компьютер,  он бежит тотчас покупать другую, чтобы опять погрузиться в этот виртуальный мир.

- Человеку, ребёнку, трудно сказать, чем ему нравится игра…

- Ощущением драйва, которое эта компьюфтерная игра даёт. Ведь на эту музыку накладываются – когда переписываешь, это замечаешь – запрещенные технологии, именно они и цепляют, не дают отвлечь внимание от игры. 

- Вы по звучанию, знаете как это сделано?

- Конечно, знаю. Ну не так уж прямо, я знаю, как пишется музыка, а способы нахождения этого разные – они решили так, я могу решить по-другому. У них может быть другое оборудование. 
- Возьмите, кто это всё будет делать, если это не нравится? Это работа. 

- Аналогичным образом, если брать психологическое воздействие, выстраиваются и релаксационные треки?

- Да, абсолютно аналогично. 

- Это определённое воздействие рассчитывается?

- Да, обязательно. Это очень тяжело другим объяснить, другим людям. Они привыкли жить в своих мирочках. Они не знают, что на них воздействует.

 - А что даёт это знание, Станислав Анатольевич?

 - Человек избавляешься от риска, что его обманут, потому что он знает, чем это воздействие обусловлено

- Воздействие звука оказывается более значительным, чем обычно принято думать…

- А мы живём в мире звуков, и он также необходим нам, как воздух. Хотя никто же не думает, как воздействует воздух на его самочувствие. 

- Вы также рассчитываете, как будет воздействовать Ваша музыку на слушателя.

- Я хочу сказать, что я много слушаю современную чтобы мои произведения, в том числе написанные в соавторстве с Андреем Алексеевичем, звучали современно. 
Я периодически просматриваю новые фильмы, треки к новым компьютерным играм, чтобы посмотреть, как это сделано. Кино – это тоже творчество для ремесленников, ничего там супернового нет. Возят эти боевики несчастные, фильмы ужасов, над которыми все смеются. Вспомните, как раньше к фильмам относились, не потому что там было что-то особое, просто – новое. Люди любят новое, а придумать это тяжело, очень тяжело. Поэтому и за Левшинова и держусь. Это – новое, это – интересно, это заставляет работать мои мозги. Но главное – это просто интересно. Этого достаточно. 

Интервью провела Лариса Корякина
Сайт создан в системе uCoz


Сайт создан в системе uCoz